— Вот вам и вода! — сказал Лю Пи.
— Неужели такую воду можно пить? — удивился Пао. Мафу, привыкший во время своей скитальческой жизни пить воду гораздо более противного вида, нагнулся, осторожно зачерпнул пригоршню, стараясь, чтобы в нее не попала черная жидкость, поднес ко рту и хлебнул.
— Пахнет дегтем, но не соленая, пить можно, — сказал он.
В это время на неглубоком дне бассейна забурлило, и на поверхность воды поднялся ряд пузырей, которые лопнули, а на месте их осталась тонкая черная пленка.
— Но скажи же, Лю Пи, что это такое? — спросил надзиратель.
— Это каменное масло, которое идет из земли вместе с водой, — ответил рудокоп. — К нему мальчики и прилипли; некогда оно загустеет, то делается твердым, как камень. Весь этот холм состоит из него и из песка, который принесен ветром.
— Весь этот холм из масла! — воскликнул Хун с изумлением.
— Да, целиком, как и другие холмы, которые вы видите по обе стороны. Все они выросли здесь в течение многих тысяч лет. Каждый раз, когда со дна ямы идут пузыри, они выносят немного масла. Оно накопляется здесь в воде, потом стекает через край, течет вниз и мало-помалу густеет и твердеет.
_ Это масло вроде дегтя? — спросил Мафу.
— Да, им мажут оси у телег, сбрую, даже раны на спинах у лошадей и ишаков. Его привозили и на рудники, чтобы смазывать ось мельницы.
— Вот оно что! — воскликнул надзиратель. — А я думал, что лавочник привозил мне деготь. Но кто же собирает его здесь?
— Прежде здесь летом всегда жил китаец, который каждый день ходил по холмам, собирал ложкой в ведро масло, набежавшее за сутки, и сливал его в бочку у фанзы.
Раз или два в месяц приезжал лавочник с рудников или из Дурбульджина и увозил масло.
— Если оно вроде дегтя, то должно гореть? — спросил Мафу.
— Да, оно горит, — ответил Лю Пи. — И этот черный камень тоже хорошо горит.
— А не был ли тот земляной воск, который я нашел в Мертвом городе, тоже из каменного масла? — догадался Мафу.
— Может быть, — ответил Лю Пи. — Но только там ни воды, ни жидкого масла ты не видел, а воск лежал жилой в земле, словно кварц с золотом.
Путники принесли флягу, котелок, чайник, чашку, наполнили их водой и спустились с холма.
Расположились недалеко от фанзы, возле которой, действительно, стояла большая бочка с каменным маслом. Мальчики обмакнули в него сухие прутья, которые они набрали, и положили их в костер. Масло прекрасно горело, но давало сильную копоть, поэтому рудокопы решили употреблять его только для ночного костра, но не для варки пищи.
Фанза казалась нежилой; дверь в нее была полуоткрыта. Возвращаясь с охапкой кустов, Пао заглянул внутрь и тотчас закричал:
— Ой, в фанзе мертвый человек!
На крошечном кане в глубине фанзы лежал китаец, прикрытый рваным халатом. Но когда Мафу и Лю Пи подошли к нему, он открыл глаза и зашевелил губами. Он был страшно худ, кожа да кости, глаза ввалились, сморщенные губы потрескались.
Лю Пи наклонился к нему и с трудом расслышал хриплый шопот:
— Воды, воды!
Принесли чашку воды и, приподняв несчастного, дали ему напиться.
— Дайте мне поесть, — прошептал китаец. — Я две недели уж ничего не ел…
— Скоро поспеет пшенная каша, — сказал Лю Пи, — мы принесем тебе, потерпи немного.
Оставив больного в фанзе, все вернулись к огню.
— Это, наверно, и есть сборщик масла, — сказал Лю Пи.
Больного опять напоили и кормили несколько раз небольшими порциями; в промежутках между приемами пищи он крепко спал. Лагерь перенесли на ночь к дверям фанзы, и дежурный продолжал время от времени давать ему воду или жидкую пищу. Ночью горело несколько костров из каменного масла.
К утру больной настолько окреп, что мог уже встать и разделить завтрак путников. Он рассказал им следующее:
— Я тут живу уже с весны, собираю масло. Каждые полмесяца за ним приезжали и привозили мне муки, пшена. Но уже больше месяца никто не приезжает. У меня еда кончилась, но я думал, вот-вот приедут, каждый день ждал; пил только воду. Потом начал слабеть, перестал собирать масло, все лежал и два раза в день выходил попить воды. Но и это стало трудно, едва ноги двигались. Вчера я уже совсем не мог встать, думал, что умру. А за маслом так никто и не приезжал.
— Теперь масло долго никому не понадобится, и тебе здесь делать нечего, — заметил лое.
— Мы возьмем тебя с собою, — сказал Лю Пи. — Мы пробираемся в Манас, а там какая-нибудь работа найдется.
Чунг (так звали китайца) поклонился Лю Пи до земли и сказал:
— Пойду с вами, куда хотите, только дайте мне еще день отдохнуть.
Рудокопы согласились остаться на день; хотя корм был небогатый, а вода имела плохой вкус, зато уединенность места позволяла дать отдых животным и людям, не опасаясь нападения врагов.
Рудокопы обошли все холмы, на вершинах которых выделялось каменное масло. Их было семь, и на каждом они нашли яму с водой и пленкой жидкого масла. Несколько дальше на восток высились еще три холма, и на одном из них, по указанию Чунга, нашли яму с более чистой водой, которой он пользовался, пока мог ходить.
Холмы, которые посетили наши путешественники у южного подножия Джаира, представляли собери месторождение нефти. Она поднималась здесь вместе с водой и газом по трещинам из более глубоких слоев, где залегала в большом количестве, заполняя все промежутки между зернами рыхлых песчаников. На воздухе нефть теряет свои наиболее летучие составные части, окисляется, густеет и, наконец, твердеет, превращается в кир. Так в течение многих веков из маленьких струек нефти, вытекавших на поверхность земли, выросли большие холмы, в которых к густевшей нефти примешивались наносимые ветрами песок и пыль.